У Павла Ивановича Орлова была привычка бегать для здоровья не только по утрам, но и перед сном. Вернувшись с концерта и поужинав, он отправился на свою обычную вечернюю пробежку.

Мокрый снег все валил и валил, и никто его, конечно, не убирал и даже не думал убирать до утра — а может, и до следующего понедельника. Он лежал толстым покровом на всем пути Павла Ивановича, бежать по глубокому снегу было трудно и жарко, и вскоре он скинул на бегу куртку, а затем и свитер, и бежал теперь по пояс голый, но все равно пар от него так и валил.

А потом ему вдруг захотелось бежать не к усадьбе Белосельских-Белозерских, как он всегда бегал, а почему-то как раз в другую сторону — к гостинице, носившей незамысловатое название «Крестовский остров». И Павел Иванович, послушавшись внутреннего голоса, изменил привычный маршрут.

«Внутренним голосом» Павла Ивановича был, конечно, голос его Ангела Хранителя. Павел Иванович в него верил, молился ему каждый день дважды, а перед причастием специальный «Канон Ангелу Хранителю» читал, но по простоте своей думал, что слушается не Ангела, а своего внутреннего голоса. Впрочем, так ведь и многие думают. Но Ангел Павлос на него совсем не обижался: он очень любил своего добродушного, крепкого в вере и мужественного подопечного.

Пробегая по набережной в том месте, где река Средняя Невка омывает сразу три острова — Крестовский, Елагин и Каменный — Павел Иванович вдруг заметил на скамеечке сгорбившуюся, почти занесенную снегом фигуру. «Бомж или пьяный, — подумал он. — Замерзнет, не дай Бог, насмерть, бедняга... Придется будить и поднимать!» Он перешел на шаг, приблизился к скамье и тронул замерзающего бомжа за плечо.

А это был вовсе и не бомж, и уж тем более не пьяный, а бедная девушка Александра, сидевшая в ожидании часа, когда можно будет вернуться к тетушке. Она сидела, сидела и задремала... А потом и вовсе уснула!

А рядом с нею стоял как на часах недремлющий Ангел Александрос.

- Приветствую тебя, брат Александрос! -раздался с неба бодрый и веселый голос. — Вот и свиделись мы, и даже раньше, чем ожидалось!

- Брат Павлос! Откуда ты взялся?

- Искал вас - и нашел. Сейчас мы с тобой будем наших подопечных знакомить.

- Вот хорошо-то! Спасибо тебе, брат!

- Давай стараться, чтобы они сразу подружились.

- Давай, брат!

- Эй, друг! А ну проснись! — произнес над Александрой грубый мужской бас.

Александра разлепила намокшие ресницы, поглядела и ужаснулась: перед нею стоял страшный полуголый громила, а его огромная горячая лапища лежала у нее на плече. Но тут же она сама себя успокоила: «Это мне снится. Не ходят в метель по островам полуголые бандиты...» — Она немного повозилась, устраиваясь поуютнее, и снова зажмурила глаза.

- Эй, парень, не спи! Так и замерзнуть недолго!

— Кончай мне сниться, обормот противный и голый! — пробормотала Александра, не размыкая глаз.

— Э, да это ж девчонка! — воскликнул Павел Иванович и еще сильнее затряс ее за плечо. — Просыпайся сейчас же, глупая, замерзнешь!

Пришлось Александре проснуться совсем.

— Ну что вы меня трясете? Чего вам от меня надо?

— Мне от тебя ровным счетом ничего не надо, а спать на улице я тебе не позволю. Ты что, пьяненькая?

— С чего это вы взяли?

— Ну, спишь тут, на скамейке... Непонятно!

— А вы голый в метель по улицам ходите — это что, по-вашему, очень понятно?

— Так у меня пробежка!

— А у меня — прогулка!

— Так, ясно. А ну вставай и давай прогуливаться вместе в сторону твоего дома! Ты где живешь-то?

— В данный момент — здесь.

— Я тебя серьезно спрашиваю: адрес у тебя какой, куда тебя проводить?

Не отвечая ему, Александра сдвинула рукав куртки и край варежки, чтобы взглянуть на часы.

— У тебя что, адрес на часах записан?

— Да нет. Просто я смотрю, можно ли мне уже домой идти или еще рано.

Павел Иванович не особенно удивился — мало ли какие бывают семейные обстоятельства.

— Ну так что? Можно тебе уже идти домой?

— Можно. Если не слишком торопиться.

— Ладно, давай не спеша поторапливаться! — И Павел Иванович стал натягивать на себя свитер и куртку.

— А вы чего одеваетесь? Вы же голый бегаете!

— Бегаю. Но если не бежать — замерзну. Мы же вместе пойдем.

— Это еще зачем — вместе? — подозрительно спросила Александра.

— Провожать тебя пойду. Вставай давай!

— Нечего меня провожать, я и так дойду...

— Ты давно на нашем острове живешь?

— Да не живу я тут. Я случайно на острове вашем оказалась. А в чем дело?

— Дело в том, что по этому острову молодым девушкам ночью гулять не положено.

— Так еще не ночь!

— Для тебя — ночь! Несовершеннолетним не рекомендуется гулять по улицам после двадцати одного часа.

— Так это несовершеннолетним. А я сама учу несовершеннолетних. Я, между прочим, педагог.

— Да ну? Серьезно?

— Серьезней некуда, — вздохнула Александра. — Позвольте представиться: безработный и бездомный преподаватель русского языка и литературы при дипломе с отличием Александра Николаевна Берсенева.

Павел Иванович удивленно присвистнул. «Так все-таки она — бомж! Молодой и образованный бомж. Вот какая жизнь в стране настала!» — сокрушенно подумал он, а вслух сказал:

— Давай, рассказывай!

— Чего рассказывать? — не поняла Александра, притоптывая на месте изрядно промерзшими ногами.

— Как ты дошла до жизни такой, вот чего! Пошли, ноги на ходу разойдутся и согреются. И по дороге ты мне расскажешь, как это ты вдруг оказалась «безработным и бездомным преподавателем русского языка и литературы при дипломе с отличием».

Александра разок-другой глянула на него исподлобья черными глазищами и вдруг решила, что дядечка этот совсем не опасен, а как раз наоборот: если вот такому все про себя рассказать, то он непременно посоветует что-нибудь основательное и разумное. Такой уж вид был у Павла Ивановича.

Ну и Ангел Александрос о том же ей на ушко нашептывал.

Когда они дошли до метро, Александра уже почти все ему и рассказала. Тут бы им и расстаться, но упрямый Павел Иванович захотел поехать вместе с нею на метро и проводить ее до самого тетушкиного дома, поскольку тот находился в еще более опасном, чем Крестовский остров, месте, а именно — на Сенной площади. Так он и проводил Александру до самого дома на углу Екатерининского канала и Сенной, дал ей номер своего мобильного телефона и ее телефон домашний спросил, тетушкин то есть, и обещал позвонить, если вдруг узнает что-нибудь о подходящей работе для молодого педагога-филолога. Александра не очень-то надеялась на его обещания. А с другой стороны, у нее что, было еще на кого надеяться? В общем, записала она телефон Павла Ивановича и свой номер ему тоже продиктовала.

Очень довольные Ангелы Хранители тоже попрощались и разлетелись. Они-то были уверены в том, что Павел Иванович обязательно Александре поможет! Ангелы, они такие -прозорливые.

На другой день за завтраком Жанна вдруг задумчиво сказала:

— Знаешь, Митя, у всех приличных девочек в возрасте Юлианн есть гувернантки.

Сестры насторожились, а Дмитрий Сергеевич очень удивился.

— Зачем им гувернантка? Тебе что, надоело за ними присматривать?

— Да нет, что ты! Но все же... Ты часто в командировки летаешь, ну и я хотела бы иногда вместе с тобой путешествовать. Не оставлять же их одних в наше отсутствие? Сестрицы тут же подхватили мысль.

— А что, пап, у нашей Гули уже есть гувернантка! — сказала Юлька.

— Можно нашу Екатерину Ивановну из домоправительниц в гувернантки перевести, она ведь бывший директор школы, — предложила Аннушка.

— Ну нет! — заявила Жанна. — Без Екатерины Ивановны все хозяйство в доме пойдет наперекосяк. Да и гувернантка должна быть молодая, современная, чтобы девочкам с нею не скучно было. Можно подать объявление в нашу островную газету и выбрать подходящую кандидатуру.

— Соглашайся, Митенька! Ничего худого из этой затеи для наших девочек не будет! — шепнул Дмитрию Сергеевичу Ангел Димитриус.

И Дмитрий Сергеевич послушался своего, как он думал, внутреннего голоса.

— Неплохая мысль. Акопчик, напиши, пожалуйста, текст объявления и отправь в газету. «Требуется молодая и образованная гувернантка к двум девочкам двенадцати лет».

— Надо бы указать, что желательно с педагогическим образованием, — сказал Павел Иванович.

— И со знанием иностранных языков, — предложил Акоп Спартакович.

— С веселым характером и спортивную! — крикнула Юлька.

— И обязательно православную, — тихо добавила Аннушка.

К удивлению присутствующих, Жанна даже на это ничего не возразила.

— Хорошо, — кивнул Дмитрий Сергеевич. — Дадим объявление. Ты составь, Акоп, и покажи Жанне. А ты, Жанна, потом сама отберешь подходящую кандидатуру, если кто явится по объявлению.

— Как скажешь, Митенька, — сказала чрезвычайно довольная Жанна: все складывалось по задуманному плану!

Все присутствующие Ангелы тоже довольно переглянулись, ведь и у них уже был свой ангельский план относительно найма гувернантки.

Уже на другой день местная крестовская газетка вышла с объявлением, приглашающим на работу молодую гувернантку с педагогическим образованием, со знанием иностранных языков и обязательно православную.

— Блин! Блин! Да блин же! — закричала Александра, топая ногой и швыряя в угол последние колготки, на которых дыра оказалась на самом видном месте, прямо под коленкой — а ведь юбка ее делового костюма была выше колен!

Ангел Александрос, услышав пакостное словечко, двинулся было к подопечной, чтобы сделать ей выговор, но что-то его удержало, какой-то знак ему был дан... И Ангел остался стоять на месте, за дверью комнаты Александры, ожидая, когда она оденется и будет готова к выходу. Только головой покачал укоризненно.

— Александра! Ты опять позволяешь себе выражаться эвфемизмами? — раздался за дверью голос тети Муси. — И вообще, что это ты ни свет ни заря поднялась? Меня разбудила, выражаешься на весь дом...

— Я больше не буду, тетечка, честное слово! — Александра сама не знала, как и где она исхитрилась все-таки заразиться выпечкой словесных «блинов». Ну в самом деле, негоже филологу с образованием, школьной учительнице, пусть даже со стажем в одно полугодие, допускать в речи мусорные полупристойности! Конечно, Александра прекрасно знала происхождение словечка «блин»; им еще на первом курсе объяснили, что слово «блин» русские мужчины употребляли вместо крайне нецензурного слова, когда находились в присутствии женщин — из уважения к ним. Это в филологии называется «эвфемизмом». И уж, конечно, сегодня ей употреблять эвфемизмы никак нельзя, ведь она идет наниматься гувернанткой в приличный дом, к православным детям! К тем самым чудесным двум девочкам, что танцевали в лицее на Каменном острове «Танец с зеркалом», к Юлианнам Мишиным.

«Не ляпнуть бы такое у Мишиных!» — подумала Александра и озабоченно поглядела в сторону гладильной доски, на которой были разложены ее единственные джинсы. Она только что прошлась по ним раскаленным утюгом, от них шел пар, но было совершенно ясно, что за оставшееся до собеседования с нанимателем время она их не высушит. Ей бы только успеть доехать до Крестовского и отыскать дом Мишиных. «Опять я опаздываю! — горько подумала она. — И чего это, скажите на милость, мне вздумалось вчера на ночь глядя стирать единственные джинсы?» То есть джинсы были не совсем единственные, имелись еще одни — сплошь в цветочных аппликациях, в которых она щеголяла летом.

— Придется что-то другое надевать, — сказала Александра, хватая с гладильной доски джинсы и неся их на веревку в ванную комнату — досушивать.

Ангел вздохнул. Это ведь именно он шепнул ей вчера, когда она уже спать улеглась, что надо бы встать и постирать джинсы. И он же, да простит его подопечная, нанес непоправимый урон ее последним целым колготкам, чтобы она не могла пойти устраиваться на работу в короткой юбке. То есть, он не рвал ее колготок, конечно, а просто подсказал Александре присесть на минуточку в кресло, из обивки которого торчал маленький гвоздик, и в результате — безнадежно порванные колготки. Бедный Ангел Хранитель, как не любил он огорчать Александру! Даже когда это было для ее же пользы.

Александра вернулась из ванной и еще раз оглядела убогий свой гардероб — пяток «плечиков» да две полки. Подумала и решила, что единственный выход — надеть черную шелковую юбку, длинную и довольно широкую, а под эту юбку все-таки натянуть джинсы — для тепла, те самые, с цветочками. Сказано — сделано. Осталось последнее, без чего никак нельзя было выйти из дома. Александра подошла к высокой этажерке, на которой сверху стояла темная, уже почти не различимая, икона Божией Матери — единственное наследство от ее давно скончавшейся бабушки.

— Пресвятая Богородица, спаси, сохрани и благослови! — и через минуту она выскочила из дома и понеслась к станции метро.

В вагон одновременно сели две чем-то похожие на монахинь девушки: обе в длинных черных юбках и черных шапочках, надвинутых на самые брови, и в черных спортивных куртках. Вот только прически торчали у них из-под шапочек вовсе не монашеские: у одной кудри черные, крутыми кольцами, а у другой и вовсе буйные, но зато рыжие. И вышли девушки на одной и той же остановке метро, на станции «Крестовский остров», и обе двинулись по направлению к Вязовой улице. Дошли и свернули на нее, и одна пошла по левой стороне улицы, вторая — по правой. Они уже и поглядывать друг на дружку через улицу стали с некоторым подозрением: уж не в одно ли место они обе направляются?

Но тут диспозиция вдруг резко изменилась. На улицу выехал серебристый джип, поравнялся с черноволосой девушкой, замедлил ход и остановился в трех шагах перед нею. Водитель распахнул дверцу со стороны пассажирского сиденья.

— Александра! Это ты?

— Я, Павел Иванович! Здравствуйте!

— Садись в машину!

Александра подхватила подол и неловко забралась на сиденье.

— А я встречал тебя у метро. Но, видно, пропустил, не узнал тебя в этом наряде. С чего это ты монашкой вырядилась?

— Монашкой?! — удивилась Александра. — Да бросьте вы, кто же меня за монашку примет!

— А вот как бы наша Жанна не приняла.

— Это мачеха будущая, что ли?

— Типун тебе на язык, Александра! Мы все в доме надеемся, что Бог не попустит такого безобразия.

— А хозяин дома что по этому поводу думает?

— Ну... Он, скажем так, что-то тянет с женитьбой. Видно, не определился еще.

— Поня-ятно. А юбку поверх джинсов я надела для солидности: что это за гувернантка в джинсиках?

— Лучше бы какой-нибудь строгий костюм... Или у тебя нет такого?

— Да есть, есть у меня деловой костюм! Английский, между прочим! Ну, по фасону английский, а шила мне его мама, специально для школы. Я его хотела надеть, но перед самым выходом вдруг выяснилось, что у меня все колготки продрались... Ой! — Запоздало смутившись, Александра прикрыла рот ладошкой.

— Да, это жуткое дело, когда колготки рвугся! Это страшно почти как война!

— Смеетесь, да?

— Ни чуточки. У меня, Александра, в доме полно женщин: жена, сестра, теща и почти взрослая дочь. Так вот, когда в доме у кого-то неожиданно рвутся колготки, это заставляет меня вспоминать афганскую войну: точно так же я вздрагивал, когда неподалеку рвались снаряды.

— Поня-ятно! Это вы так шутите, да?

— Ну, уж как умею, извини! Я ведь человек в прошлом военный. А сейчас, Александра, мне надо позвонить, и ты мне поможешь. Достань у меня из кармана куртки мобильник и набери номер, который я тебе продиктую, а потом дай трубку мне. — Зажав мобильный телефон между плечом и ухом, он сказал в него: — Жанна? Тут у ворот я встретил девушку, которая говорит, что пришла по объявлению наниматься в гувернантки. Провести ее к тебе или ты ей назначишь другое время?... Не надо ничего откладывать? Тогда встречай!

Они подкатили к дому и въехали в моментально открывшиеся ворота. Дом и сад Александра не разглядела: во-первых, еще было темновато, а во-вторых — не до того было. Она поднялась вслед за Павлом Ивановичем на крыльцо, элегантно приподнимая юбку на единственно возможную, хорошо рассчитанную высоту — чтобы и не споткнуться, и джинсы не показать. Но в холле оказалась еще одна лестница, на площадке которой, этажом выше, она увидела целое общество: высокую красивую женщину в красном шелковом халате и двух сестер-близняшек в джинсах и свитерках.

Начав подниматься по ступеням, Александра на этот раз не сумела справиться с юбкой, запуталась в ней, споткнулась и с громким возгласом «Блин!» одной рукой ухватилась за перила, а другой вздернула край юбки гораздо выше щиколотки, продемонстрировав всем желающим свои джинсы с цветочками. На миг она растерялась и остановилась.

Ангел вздохнул с облегчением: он знал, это был последний раз, когда из уст Александры вылетело поганое словечко. Уж больше она его никогда не произнесет, он за этим присмотрит! Как и все Ангелы, Александрос с благоговением относился к слову и следил, чтобы речь его подопечной была чиста, не осквернялась ни грязными словами, ни мусором словесным. Тем более, что она «филолог», то есть, в переводе с греческого — «любящий слово».

— Ах, да не смущайтесь вы! Поднимайтесь, поднимайтесь, мы уже ждем вас! — приветливо пропела высокая женщина и ободряюще Александре улыбнулась.

Девочки переглянулись и тоже заулыбались.

Александра поднялась на площадку и остановилась.

— Вы, наверное, хозяйка? — спросила она черноволосую красавицу в красном.

— Совершенно верно. Зовут меня Жанна. А вас?

— Александра. А это Юлианны! — весело сказала она, вспомнив чудный «Танец с зеркалом» на лицейской сцене.

— Ну, вообще-то они...

Юлька шагнула вперед и протянула Александре руку.

— По-настоящему меня зовут Юлия, а это моя сестра Аннушка. А откуда вы знаете, что нас прозвали Юлианнами?

— Я была в лицее на рождественском концерте и видела ваш танец. Девочка, которая его объявляла, так и сказала: «Исполняет Юлианна Мишина!»

— Это была Кира, наша подружка, — сказала Аннушка. — Она очень красивая, правда?

— А танец вам понравился? — перебила сестру Юлька.

— Очень! Но я чуть не заплакала, когда вы расставались. Так приятно видеть, что на самом деле вы вместе и даже не думаете расставаться.

— Спасибо, — сказала Аннушка. — Жанна, можно мы отведем Александру в нашу комнату и все ей там покажем?

— Да-да, идите! Вам следует познакомиться поближе. Жаль, что папа уже уехал в офис. Ну, ничего, я сама ему позвоню... И что же мы скажем вашему папочке, девочки?

— Скажем, что нам нравится наша гувернантка! — заявила Юлька. — Классная гувернантка!

Аннушка вслух ничего не сказала, только улыбнулась застенчиво и кивнула, соглашаясь с Юлькой.

Жанна оставила девочек и Александру на площадке, а сама, щелкая каблучками домашних туфель, прошла в свои апартаменты, бывшие когда-то комнатами Дмитрия Сергеевича. Там она первым делом крутанулась вокруг себя, любимой, и громко сказала:

— Все сработало, Жанчик! Гувернантка матушки Ахинеи уже в доме!

— Гламурненькая? - осведомился Жан.

— Просто класс! Наши дурочки уже растаяли!

— Вот и слава Гаду! — Гадом бесы зовут своего адского владыку, которому служат и поклоняются.

— Слава Гаду! — кивнула Жанна, схватила мобильник, набрала номер и сказала:

— Это я, Жанна Рачок. Гувернантка явилась, спасибо, матушка Ахинея... Да, с паролем все в порядке — и джинсы из-под юбки она показала, и «блин» сказала. Да, ловкая девица, сразу сумела понравиться моим будущим падчерицам... Хорошо-хорошо, я буду крайне осторожна. Я вообще не прочь и вовсе устраниться от воспитания девчонок, чтобы ей случайно не помешать.

Закончив этот разговор, она сразу же набрала другой номер.

— Митенька, а у нас новость! Пришла наниматься гувернантка, и она мне понравилась, а девочкам еще больше: они сразу же увели ее к себе в комнату знакомиться... Нанимать? Так вот с ходу? А ты не хочешь сначала познакомиться с нею, поговорить, посмотреть документы?.. Ну хорошо, Митенька, как скажешь, ты в доме хозяин. В таком случае, я свободна? Сейчас я выпью кофе и, как приличная дама, отправлюсь в салон красоты. До вечера, дорогой!

Сунув мобильник в сумочку, Жанна понеслась по комнате в лихом испанском танце, размахивая полами халата и напевая:

Кофе утром пьют дамы приличные,

чтобы был цвет лица симпатичнее!

Я могу поутру

кофе пить по ведру

и по два, если утро отличное!*

Жан присоединился к ней. Он отбивал чечетку, выплясывая на задних лапах, а передними скреб по чешуе на груди: под длинными бесовскими когтями чешуя пощелкивала, как кастаньеты. Оба они были довольны!

— Останешься за девчонками присматривать или со мной поедешь? — спросила Жанна беса, резко прекращая испанские песни и пляски.

- За девчонками теперь без нас есть кому смотреть, - отмахнулся хвостом Жан. - С тобой отправлюсь! Дома неуютно.

Да, в доме Мишиных Жану с каждым днем становилось все неуютней: дом-то становился постепенно маленькой домашней церковью! Куда-то давно исчез проказливый Юлькин бес Прыгун, домовой Михрютка сидел в подвальном уголке почти безвылазно, а приставленный к Акопу Спартаковичу бес Недокоп ходил за подопечным только на улице да в офисе, в дом уже не рисковал заглядывать. Бесы охранников, минотавры, в подвале в картишки дулись, а наверх не показывались. Вот и крутился бес Жан на одном малом пятачке — в будуаре Жанны. Он и с виду хирел и постепенно становился похож не на дракона, а на большую игрушку-динозавра, вытертую и помятую. А по дому Жан чаще ходил не на своих лапах, а ездил на спине у Жанны, вцепившись в нее когтями. Жанне было тяжело и неудобно, но она терпела.

— Ну что ж, — сказала она, — тогда поехали. На свежий воздух хочется, душно мне здесь.

И опять Жан до самого гаража ехал на спине у Жанны и только там перелез в машину.

Выехав из ворот, Жанна увидела возле них рыжеволосую девушку в черном, стоявшую с газетой в руках

— Вам здесь что-нибудь нужно? — спросила Жанна, приспустив оконное стекло.

— Да, я пришла по объявлению. Я — гувернантка.

— Вы опоздали, моя милая, гувернантку мы уже наняли, — равнодушно сказала Жанна и закрыла окно.

— Во, блин! — выругалась рыжая, но Жанна ее уже не услышала.

«Все, больше я с Ахинеей не работаю, — подумала рыжая девушка. — Совсем из ума выжила старая, все путает! Пора мне открывать свой собственный бизнес».

И она решительно зашагала от дома Мишиных в обратную сторону, к метро.

Девочки и Александра знакомились друг с другом. Для начала Юлька решила показать ей свою фонотеку. Александра перебирала диски, сидя вместе с девочками на ковре. Взяв в руки диск с музыкой Яна Сибелиуса, она спросила:

— А вот скажите мне, Юлианны, что это за фокус такой был с зеркалом? Сначала зеркало как зеркало, и в нем отражается темная кулиса, а потом вдруг в нем оказывается одна из вас...

— Так это ж очень просто! — воскликнула Юлька. — Между зеркальным стеклом и рамой было свободное пространство, а сбоку — проход между кулисами. Совсем незаметный такой проход, потому что черное на черном из зала не различить — мы сто раз проверяли. Сначала грустная девочка танцует перед пустым зеркалом и отражается в нем. А вторая стоит в это время за кулисой рядом с зеркалом. Когда первая девочка подходит к зеркалу, другая тоже выходит из-за кулисы за раму зеркала, а наши помощники в это время убирают зеркальное стекло за кулису. Девочка-отражение оказывается в раме, а зрителям кажется, что это по-прежнему отражение первой девочки! Понятно теперь?

— Поня-ятно! Танец вы сами придумали?

— Ну да!

— И сам танец хорош, и танцевали вы замечательно!

— Это у нас наследственное, у нас папа классно танцует. А кто из нас был кем, вы можете угадать? — спросила Юлька.

— Да запросто! Отражением была ты, Юлия, а грустную девочку танцевала ты, Аннушка.

— Ой, класс! — обрадовалась Юлька. — Вы первая и пока единственная, кто различает нас с первого взгляда. Не считая бабушки, конечно — та нас вообще никогда не путала.

— Бабушка! — воскликнула Александра. — Так у вас есть бабушка? Познакомьте же меня скорей!

— Сейчас не получится. Она в Пскове живет, — грустно сказала Аннушка.

— Временно, — добавила Юлька. — Но она, может быть, скоро к нам сюда насовсем переедет! Мы уговорим ее!

— Всегда мечтала иметь бабушку! У меня с раннего детства не было ни одной, обе мои бабушки рано умерли, — печально сказала Александра. — Ну, ничего, вот я разбогатею и удочерю себе какую-нибудь бабушку-сироту!

— Это как это — удочерите бабушку да еще сироту? — с удивлением спросила Юлька.

— А очень просто! Все знают про детей-сирот, что им трудно живется без родителей, вот их и усыновляют, и удочеряют. А есть ведь еще и бабушки-сироты, которым тоже очень плохо без детей и внуков. Я бы такую бабушку взяла к себе, заботилась бы о ней.

— А какую бабушку вы хотите удочерить?

— Мудрую и добрую. И еще чтобы она умела рассказывать сказки моим детям.

— А у вас уже дети есть? — удивилась Юлька. — Вы же еще совсем молодая!

— Детей у меня пока нет, но непременно будут.

— Это будет доброе дело — удочерить бабушку-сироту, — сказала Аннушка. — Только непривычное какое-то...

— Никогда о таком даже не слыхала! — сказала Юлька.

— Всякое доброе дело делается когда-нибудь в первый раз, — пожала плечами Александра.

Сестры переглянулись. С каждой минутой гувернантка нравилась им все больше и больше. Это ж надо такое придумать — бабушку удочерить!

— Вы хотите найти мудрую и добрую бабушку, — задумчиво проговорила Аннушка. — А наша бабушка именно такая. Правда, Юля?

— Да, как раз такая!

— Расскажите про нее! — попросила Александра.

— Да пожалуйста! Про нее сто лет можно рассказывать! — воскликнула Юлька. — А хотите послушать историю, как бабушка спасла нас от ведьм и сама спаслась от смертельной болезни, от рака?

— Конечно, хочу!

И девочки, перебивая и дополняя друг друга, принялись рассказывать Александре историю, которую мы с вами уже знаем из книги «Юлианна, или Опасные игры».

Ангел Александрос тоже слушал келпинскую историю, а Хранители Иоанн и Юлиус иногда дополняли рассказ девочек, излагая Александросу некоторые события со своей точки зрения - с высоты, так сказать, ангельского полета.

Александра уже давно поняла, что девочки ей с каждой минутой нравятся все больше и для нее будет величайшим бедствием, если их отец и хозяин дома не примет ее на работу. На втором часу знакомства она все поняла и про невесту Жанну и решила, что ей просто НЕОБХОДИМО остаться в этом доме, чтобы защищать сестер от козней красивой, но злой мачехи. В оставшееся до обеда время девочки успели досказать ей всю келпинскую эпопею и заодно совершенно откровенно заявить ей, что она им подходит, и они ни за что на свете и никогда не захотят никакой другой гувернантки!

— Да, кстати, — вдруг встрепенулась Юлька, — вы, наверное, хотите, чтобы мы звали вас по имени-отчеству?

— А нам это разве трудно? — удивилась Аннушка.

Но Александра успокоила обеих девочек.

— Договоримся так: при посторонних и даже при своем отце и Жанне вы зовете меня Александрой Николаевной, а наедине можете звать пока просто Александрой.

— Почему «пока»? — спросила Юлька.

— Да потому, что близкие друзья зовут меня Саней, а некоторые даже Санькой-Встанькой.

— Круто! Я, кажется, уже догадываюсь, почему вас так прозвали! — сказала Юлька.

Тут в комнату сестер заглянул приехавший домой к обеду Дмитрий Сергеевич.

— Здравствуй, папочка! — сказала Аннушка.

— Пап, привет! — крикнула Юлька.

— Привет и вам всем, девчушки. Как дела?

— Отлично!

— Папочка, а ты уже знаешь нашу новость? — спросила Аннушка.

— Знаю, знаю — у вас появилась гувернантка, с чем и поздравляю. Ну, спускайтесь обедать, а за обедом расскажете о ней: как она вам понравилась, как выглядит и все такое.

«Ничего себе! — обиженно подумала Александра. — Ни тебе здрасьте, ни как зовут... «Как она выглядит?» — будто он меня не заметил или словно я пустое место. Странноватый какой-то родитель у моих воспитанниц. Ладно, Санька-Встанька, не дрейфь, прорвемся!»

Дмитрий Сергеевич спустился вниз, умылся, переоделся к обеду и, выйдя в столовую, спросил у сидевшего там с газетой Павла Ивановича.

— А ты, Павлуша, видел уже новую гувернантку?

— Видел.

— Надо бы и мне взглянуть, прежде чем Жанна окончательно решит, брать ее или не брать.

— А ты разве не поднимался сейчас к дочерям?

— Поднимался.

— И что, гувернантки наверху не было?

— Не было там никакой гувернантки. Подружка какая-то сидела с ними на полу, играли, видно, во что-то, а больше там никого не было.

— Не приходила к ним сегодня никакая подружка, Митя.

— Как же не приходила? Она и сейчас там.

— Так это и есть гувернантка.

— Что?! Эта пигалица кучерявая — гувернантка моих дочерей?!

И надо же было «пигалице кучерявой» именно в этот самый момент войти вслед за сестрами в столовую! Между столовой и холлом двери не было, и все сказанное о ней Дмитрием Сергеевичем Александра прекрасно расслышала. «Так, похоже, что проблемы у меня будут не только с мачехой, но и с папочкой!» — подумала она и немедленно принялась играть роль классической гувернантки. Пожалев о том, что уже успела опрометчиво скинуть длинную черную юбку, она мысленно поправила на шее несуществующий шарфик, сдвинула набок воображаемую шляпку и сказала голосом Мэри Поппинс из кино:

— Девочки, будьте любезны, представьте меня вашему отцу!

— Папочка, это Александра Николаевна, наша гувернантка, — послушно сказала Аннушка.

— И теперь ты можешь больше не беспокоиться о нашем воспитании — она с этим отлично справится! — добавила Юлька.

— Юлия! — тихо произнесла Александра.

— Извини, папка, я хотела сказать, что теперь вы с нею вместе будете нас воспитывать.

Дмитрий Сергеевич покраснел, прокашлялся, а потом сказал:

— Приятно познакомиться, Александра Николаевна. Я — Мишин Дмитрий Сергеевич, отец ваших воспитанниц. Это вот Акоп Спартакович, мой секретарь, а это — Павел Иванович, начальник нашей охраны, а покормит нас уважаемая, незаменимая и великолепная наша домоправительница Екатерина Ивановна...

— Мне тоже приятно познакомиться со всеми вами. — Александра вполне учтиво всем поклонилась, сумев даже изобразить что-то вроде легкого реверанса, а потом добавила зачем-то: — А с Павлом Ивановичем мы уже знакомы.

Павел Иванович сделал Александре страшные глаза, она в ответ чуть-чуть пожала плечами и слегка кивнула головой — дала понять, что углубляться в тему не станет.

Но смущенный Дмитрий Сергеевич как будто ничего не заметил и сказал:

— Так... Ну и хорошо... А где у нас Жанна? Как всегда запаздывает?

Жанна в последнее время выходила к столу позже всех, если вообще выходила: это был единственный способ избежать молитвы перед едой. Правда, если она и выходила к столу после молитвы, ей все равно кусок в горло не лез, так что сидела она за общим столом исключительно для контроля, а после добирала в своих апартаментах — сухариками, чипсами, сластями и напитками, постоянно набирая при этом лишний вес и героически борясь с ним потом. И за это, конечно же, винила не себя, а сестер и Мишина.

— Жанна отправилась в салон красоты с утра и еще не возвращалась. Наверное, поехала оттуда в фитнес-центр, — пояснила Юлька. Не удержалась и, покосившись на Александру, громким шепотом добавила: — Ей, бедняге, вес сгонять надо!

Александра только чуть-чуть нахмурила брови.

Дмитрий Сергеевич прочитал молитву перед едой, все сели и принялись обедать. Обед прошел в дружеской, хотя и слегка напряженной обстановке. Проще говоря, Дмитрий Сергеевич молчал, а остальные домочадцы услужливо передавали друг другу солонку и перечницу, предлагали хлеб, но не беседовали как обычно, и потому обед кончился скоро. Прочтя благодарственную молитву, Дмитрий Сергеевич сказал:

— Екатерина Ивановна, будьте добры, приготовьте вместе с девочками комнату для Александры Николаевны. Я думаю, ей будет удобно в комнате для гостей рядом с Юлианнами. Павлуша, а ты, пожалуйста, помоги ей перевезти вещи со старой квартиры. — К самой Александре Дмитрий Сергеевич не обращался и даже ни разу не взглянул в ее сторону. — Ну, а теперь я вас покидаю — работа! Акопчик, пойдем, дорогой, трудиться. — И он поспешно удалился в сопровождении секретаря.

Александра с облегчением незаметно перевела дух.

Выделенная хозяином комната Александре понравилась — светлая, с большим окном в сад. Стол, кровать, книжный шкаф и шкаф для одежды — ничего лишнего. Она стояла в дверях комнаты вместе с девочками и любовалась ею — своя отдельная комната! Какое счастье!

— Нравится вам комната? — спросила Аннушка.

— Очень нравится!

— Вы будете нашей ванной пользоваться, Александра? — спросила Юлька, заглядывая ей в лицо.

— Разумеется, — ответила Александра. — Я ведь должна за вами приглядывать: вдруг вы вздумаете в ванной тритонов и лягушек разводить!

— А вы боитесь лягушек? — удивилась Аннушка.

— Нет, я только пауков боюсь.

Домовой Михрютка, наблюдавший за гостьей из-за решетки вентиляционного отверстия в верхнем углу коридора, самодовольно потер лапы: он относил себя отчасти к паукообразным и очень-очень любил, когда его боялись.

Вместе с Павлом Ивановичем Александра съездила на Сенную площадь за вещами. Тетя Муся, услышав новость, откровенно обрадовалась. Непонятно было только, чему она рада: тому, что Александре повезло с работой, или тому, что племянница наконец от нее съезжает?

Когда они подъехали обратно к митинскому дому, на воротах они увидели приветствие:

Добро пожаловать, дорогая Санька-Встанька!

Надпись была сделана жирным красным фломастером на куске обоев, немного небрежно, но явно от души, а под нею радостно плясали два одинаковых нарисованных человечка в коротких юбочках.

— И как это они успели тебя так скоро полюбить? — спросил с улыбкой Павел Иванович.

— Сама удивляюсь! Снять бы надо, пока господин Мишин не увидел. Ему это может не понравиться.

— Да брось ты, Александра! Ему все нравится, что делают его дочери. Ну, скажем честно, почти все...

Но Александра вышла из машины и все-таки сняла плакат. Она аккуратно скатала кусок обоев в рулон и засунула его в одну из своих сумок — на память. Ей все-таки было очень приятно.

В своей комнате Александра огляделась и сразу же попросила у Павла Ивановича гвоздь и молоток.

— Это еще зачем? — удивился тот. — В этой комнате никто еще не жил, тут все в полном порядке.

— Я хочу сразу же повесить икону.

— А! В таком случае я сейчас принесу дрель и дюбеля. По-моему, в мастерской есть и специальные крючки, чтобы повесить икону.

Через несколько минут он принес инструменты и собственноручно пристроил небольшой крючок в восточном углу. После чего Александра с девочками его отпустили, сказав, что дальше справятся сами.

— Какая-то икона у вас старая, черная совсем! — сказала Юлька, с сомнением разглядывая икону. — Хотите, мы завтра съездим в одно место и купим для вас новенькую икону Божией Матери? Мы с Аней знаем хорошее место, где продают иконы. Там всякие вещи для церквей продают, даже купола!

— Ну уж и купола! — усомнилась Александра.

— Небольшие купола, для часовенок, — пояснила Аннушка.

— Поня-ятно! Но эту икону я не променяю ни на какую другую, она досталась мне в наследство от моей бабушки. Бабушку я в детстве очень любила. Но она уже давно умерла, так пусть хоть икона у меня останется.

— Мы тоже свою бабушку очень любим! — сказала Аннушка.

— Еще бы вы ее не любили после таких ее подвигов!

— Да нет, мы и до подвигов ее любили. За просто так и за то, что она такая добрая, — сказала Юлька. — Бабушка — это наше все!

Александра разложила свою одежду по отделениям шкафа, сестры помогли ей расставить книжки в книжном шкафу, а потом они пошли в комнату девочек, где новоиспеченная гувернантка немедленно приступила к процессу воспитания.

Выглядел этот процесс так: они накидали на пол перед телевизором побольше подушек, поставили бутылку с соком и тарелку с воздушной кукурузой, преуютно уселись на подушках и принялись смотреть «Хроники Нар-нии», хрустя кукурузой и обмениваясь впечатлениями. И так они провели время до самого ужина.

Мишин, к большому облегчению Александры, ужинать домой не приехал.

Надо сказать, что в последнее время Дмитрий Сергеевич старался дома вечерами не бывать, чем приводил Жанну в состояние перманентного тихого бешенства и тревоги.

И чем несказанно радовал своего Ангела Хранителя Димитриуса. Да и не только его.

— Помяните мое слово, братие, он ее только терпит в своем доме! — говорил Димитриус.

— Так зачем терпит? Разве он в своем доме не хозяин? — недоумевал Ангел Иоанн.

— Хозяин. Но добрый хозяин посреди зимы и собаку из дому не выгонит. Потерпи уж до весны, до тепла, Иванушка!

— То собака, Божия тварь, а то ведьма... Ладно уж, потерпим. Но и глаз с нее не спустим!

Ужинали сестры и Александра вместе с Жанной, и та как-то подозрительно приветливо поглядывала на новую гувернантку и даже разок ей подмигнула. Александра очень этому удивилась. Но разговоров с нею Жанна не заводила, только один раз спросила негромко:

— У вас, конечно, уже есть план работы, Александра?

— Да, разумеется. Хотите, чтобы я его с вами обсудила?

— О нет, зачем же? Я целиком полагаюсь на вас, как вы сами понимаете...

Александра кивнула, хотя, вообще-то говоря, совсем не понимала, с чего это будущая мачеха прониклась к ней таким доверием.

А это Жанне бес Жан посоветовал демонстративно устраниться от воспитания девочек, чтобы потом, когда с ними будет покончено, никто ее ни в чем не заподозрил.

— Ты держись в стороне, хозяйка! Что бы с сестричками ни случилось - во всем будет виновата гувернантка и только гувернантка! — сказал он, потирая лапы и скрежеща когтями.

Жанна согласилась, что так и надо поступать в данной ситуации. Но она все-таки не удержалась и. после ужина заглянула в незапертую комнату Александры, оглядела ее и понимающе ухмыльнулась, увидев в углу темную доску иконы. Очень понравилась Жанне новая гувернантка!