Зайцев спасали, как вы знаете, почти всем островом, но поскольку занимались этим ребята, то, само собой, не обошлось без игры и фантазии. Первым делом заячий холмик-общежитие превратили в настоящую крепость. На вершине ее из снега сложили башню, в нее воткнули шпиль из старой лыжной палки, а на шпиле, как это и положено в настоящих замках, установили флюгер — вырезанную из картона фигурку зайца, дудящего в трубу. Вокруг крепости построили еще снежную ограду с зубцами и башнями и со сквозными туннелями из широких пластиковых труб. Туннели придумал Юрик Сажин. Трубы он приволок с какой-то стройки и уверял, что там они уже никому не нужны: «Они пластиковые, их даже в утиль не возьмут!» К тому же дом уже начали заселять, а неиспользованные трубы так и остались валяться перед подъездами и только мешали жильцам ходить. С этими туннелями он здорово придумал: сквозь них зайцы по ночам свободно выбирались наружу, чтобы побегать на просторе. В случае опасности зайцы шмыгали через туннели обратно в свою крепость, а собаки пробраться в крепостной двор по узким трубам не могли. Зато ворот в наружной стене не было вовсе, и мазайцам приходилось каждый раз перелезать через стену, а потом передавать туда ящики с овощами.

С другой стороны сарая, подальше от Заячьей крепости, построили еще две крепости, уже для снежных сражений. Ну и, конечно, сражались, когда оставалось время от заготовки фуража для зайцев. В эту зиму не было у ребят с Крестовского острова места веселее, чем у старого сарая, забыли даже про каток, про лыжи и про «Чудо-остров»!

Сестры с Александрой опекали еще и зайчиху с зайчатами. Они так и не выяснили, что едят кормящие заячьи матери и маленькие зайчата, даже ребята-экологисты им тут помочь не смогли. Поэтому сестры несли в подвал для пропитания заячьего семейства все подряд: овощи, фрукты, белый и черный хлеб, остатки утренней каши. Они даже ставили им молоко в мисочке, рассудив, что зайчата все-таки дети, а всем детям нужно молоко. Что-то из еды исчезало, что-то оставалось нетронутым. Но к девочкам ни мама-зайчиха, ни зайчата никогда не выходили. Они гуляли по подвалу только ночью, так что было неясно, как они там себя чувствуют? Живы-здоровы, судя по обильным специфическим следам в углу подвала. Запах, правда, стоял в помещении не сказать чтобы очень уж приятный, но девочки держали небольшое подвальное оконце постоянно приоткрытым — для притока свежего воздуха. Ну и убирали за жильцами, конечно: Аннушка постоянно, а Юлька — по настроению или когда ей Александра напоминала.

Снежные бои и добывание корма для зайцев занимали много времени, но весна приближалась, можно сказать, уже чувствовалась в воздухе, и ребята понемногу принялись очищать старый сарай внутри и снаружи. Они собирались начать строительство часовни сразу, как только стает снег и просохнет земля. Работали не все крестовские ребята, а только те, кто захотел вместе с сестрами и их компанией строить часовню: таких оказалось примерно половина всех мазайцев, может быть, даже немножко больше. Но некоторым детям строительство часовни, а тем более очистка старого сарая, показались занятием скучным в сравнении с игрой в мазайцев, а другие просто не захотели пачкаться. Конечно, это были те, кто еще всерьез не задумывался о Боге.

Работа и в самом деле была нелегкая, да и грязная, честно говоря. Александра купила где-то три синих рабочих халата, и теперь она и сестры, не обращая внимания на подшучивания других ребят, приходя в сарай на работу, первым делом натягивали эти халаты поверх своей одежды. Вид у них, конечно, был не вполне «презентабельный», как шутил Юрик, зато домой они возвращались более-менее чистыми. Однако Жанна, если встречала их при входе, каждый раз фыркала носом и заявляла, что от них «воняет зверьем». Александра спокойно отвечала ей, что от Юлианн действительно пахнет зайцами, но папа им позволил заниматься мазайством, а сейчас они идут в душ, где смоют все запахи, — и немедленно уводила сестер из-под злобного взгляда Жанны и обстрела ее грубых острот.

Вслед за Юлианнами и Александрой некоторые ребята тоже приобрели себе настоящую рабочую одежду и стали держать ее в сарае. Другие принесли в сарай старые спортивные костюмы, что было ничуть не хуже, и стали надевать их перед работой. А вот рабочих рукавиц закупили целый ящик, всех размеров, но их все равно постоянно не хватало. И не только потому, что рукавицы эти имели свойство постоянно теряться и прятаться в самых неожиданных местах, но и потому, что они просто быстро изнашивались при такой работе.

Скребками, купленными в строительном магазине, ребята очищали сарай от остатков старой штукатурки. Работали по двадцать минут, после чего Александра решительно выгоняла всех на свежий воздух, чтобы дать улечься известковой пыли. Во время этих перерывов можно было поиграть в снежки или просто погулять. Потом ребята собирали всю отбитую штукатурку в мешки для мусора, а вечером на санках отвозили к ближайшей стройке и там бросали в общую кучу строительного мусора. Заодно поглядывали по сторонам: не попадется ли что-нибудь полезное для будущего строительства? Попадалось много чего, и все это ребята норовили притащить к сараю. Например, брошенные леса, оставшиеся от строительства, — даже Александра сказала, что это безусловно ценная находка. Нашли несколько ржавых, но очень красивых старинных балконных решеток: их раскопали в развалинах некогда роскошного особнячка, чьей-то бывшей дачи. Дача разрушилась от старости, вернее от заброшенности, и ее руины уже начали разбирать и вывозить. Решетки Александра одобрила и сказала, что их можно будет использовать для ограды часовни. Но вот когда мальчики на санках привезли нераспакованный мешок цемента, Александра решила положить конец строительному мародерству:

— Мы строим часовню для святых! Допустимо ли строить ее из украденных материалов? Да-да, украденных! Потому что у каждой стройки есть хозяева, а мы ни у кого из них не спрашивали разрешения. В общем, мазайцы-добывайцы, этот способ добычи стройматериалов следует немедленно прекратить! Мы все должны покупать на собственные деньги и на собранные пожертвования.

— Да нас и так уже зайцы объели до костей! — возмутилась Гуля. — Все наши карманные деньги на них уходят!

— Это правда, — вздохнул Юрик. — Но часовню надо строить чистыми руками и из чистых материалов, тут Александра Николаевна права.

Остальные ребята подумали-подумали, повздыхали и согласились с ним. Кое-что даже развезли обратно по стройкам, и нераспакованный мешок цемента в первую очередь. Да, нелегкое, ответственное и хлопотное оказалось это дело — храмостроительство!

По воскресеньям сестры вместе с Акопом Спартаковичем и Александрой ездили в храм Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове, который построил еще император Павел I. Сестры любили этот храм, самый ближайший к их дому. При храме, на самом берегу реки Большая Невка, стоит круглая часовня, и девочки после службы всегда приходили в нее помолиться о бабушке.

История самой часовни очень необычна и, пожалуй, ее стоит рассказать, поскольку это касается истории Петербургских островов. В начале пятидесятых годов известный архитектор Владимир Сергеевич Васильковский построил Ушаковский мост через Большую Невку. Архитектор был неверующий, а мост был посвящен адмиралу Федору Ушакову. А потом случилось чудо: советский архитектор уверовал в Бога, а знаменитый адмирал и молитвенник был прославлен как святой — и получилось, что раб Божий Владимир построил мост имени святого Феодора Ушакова! Представляете, какая это была радость для архитектора? Вот ведь как иногда наши обыкновенные земные дела превращаются в духовные делания!

Но вернемся к часовне. Для разводки моста архитектор Васильковский выстроил на берегу техническое помещение, проще говоря, каменную будку, и построил он ее в форме круглого павильона. Почему ему вздумалось построить именно круглую будку, этого он и сам не знал, хотя никто круглых разводных будок на мостах не строил. Такой вот проект ни с того, ни с сего пришел ему в голову! Это он сам тогда думал, что ни с того, ни с сего.

На самом деле это его Ангел Хранитель подсказал ему такую мысль, прозревая далекое будущее как России, так и самого архитектора и его сооружений.

Позднее мосты стали разводить более современным способом, с помощью электроники, и разводная будка оказалась больше не нужна. Она долго стояла на берегу, всеми заброшенная, пустая и запертая на замок. Потом наступили в городе смутные времена, появилось множество бомжей, которым надо было искать укрытие от холода и сырости. Бомжи расковыряли замок, открыли дверь будки и стали в ней ночевать и даже разводить на каменном полу костерки, чтобы разогреть себе пищу и приготовить чай. По их вине в будке однажды случился пожар. Бомжи разбежались, а тушить пожар никто не стал, и внутри будки все выгорело и пришло в полное и, казалось, уже окончательное запустение. Но прошло еще какое-то время, и архитектор Васильковский стал прихожанином вновь открывшегося храма Рождества Иоанна Предтечи, а построенную им разводную будку в 2002 году передали храму. Ну, и конечно же, Владимир Сергеевич сам взялся ее перестраивать в часовню! И это была самая последняя работа уже старого архитектора: закончив ее, он вскоре умер.

Понятное дело, что умер он не совсем, а, как говорят Ангелы, совершил Переход: похороненное с почестями физическое тело его осталось пока лежать в земле до Страшного Суда, а сам он отправился к Господу. Думаю, что при встрече святой Феодор Ушаков тепло поблагодарил раба Божия Владимира.

Присматривать за часовней осталась вдова архитектора Васильковского. Долго думали батюшки, как распорядиться часовней — открыть в ней иконную лавку, устроить воскресную школу или еще что-нибудь полезное для прихода? И все как-то ничего не складывалось и не получалось, пока не решили они устроить часовню в честь иконы Божией Матери «Всецарица» (по-гречески «Пантанасса»). Копия этой чудотворной иконы висела в храме Рождества Предтечи, и перед нею постоянно молились, читали акафисты и служили молебны, потому что икона эта, а также все ее копии славятся чудесами исцеления, помогают раковым больным. И это действительно так, и вы можете в этом убедиться, если побываете в часовне на Каменном острове и увидите икону: вся она увешана приношениями от тех, кому Матерь Божия помогла исцелиться или принесла облегчение по молитвам перед Ее образом «Всецарица». Потому-то наши девочки и любили бывать в этой часовне. Сестры верили, конечно, что их бабушка уже совсем исцелилась от страшной своей болезни, но на всякий случай после службы в храме всегда шли в круглую часовенку помолиться о ней Богородице. «Профилактически», — пояснила Юлька Александре. И Александра молилась вместе с сестрами о пока незнакомой бабушке Насте.

Гуля и Юрик по воскресеньям тоже ездили в церковь на берегу Большой Невки, но только в другую, в Благовещенскую. В этой церкви когда-то отпели Гулиных родителей, вот она и ходила туда. А Юрик ее сопровождал. Нет, он, конечно, был мальчик верующий, службы выстаивал вполне благонравно, только все никак не мог решиться пойти на исповедь и причаститься — стеснялся.

А вот Кира никуда ни на какие службы не ходила, она ведь была некрещеная и неверующая и по воскресеньям до самого обеда обычно скучала. Только и было у нее развлечений, что гулять с Кутькой по острову и радоваться, когда кто-нибудь из встреченных ребят замечал торчащую у нее из-за пазухи любопытную Кутькину мордочку и подбегал поздороваться. А куда можно пойти одной, без привычной компании? Иногда она ходила к сараю, но и там по воскресеньям делать было нечего: корма с субботы в ящиках оставалось достаточно, зайцы сидели в своей крепости и днем не показывались, даже собачьих следов вокруг, кроме Кутькиных, не было. Поглядит Кира на сарай, на все три крепости — одну заячью и две ребячьих, да и побредет обратно через парк к дому Мишиных — узнать, не вернулись ли еще Юлианны из храма?

Вот как-то в одно из воскресений она отправилась к Мишиным, собираясь подождать сестер. «Если их еще нет, — думала Кира, — я, может быть, с Жанной пообщаюсь. Она такая интересная!».

А Жанна будто ждала ее.

— Кирочка, как хорошо, что ты пришла! У меня для вас с Кутькой есть подарок. Пойдем ко мне в комнату!

— Может, я Кутьку оставлю здесь, внизу? Как бы он у вас опять не напачкал.

— Ну что ты, какая ерунда! Таня уберет, она тут для того и находится. Не бери в голову, поднимайся вместе с ним!

В жутковатой своей комнате Жанна вручила Кире красивую коробку, перевязанную красной лентой.

— Открывай!

Кира открыла и ахнула: в коробке лежал красный ошейничек с золотыми заклепками и пряжкой и кожаный поводок с механическим удлинителем для Кутьки.

— Какая прелесть! Но это ведь страшно дорогой подарок, Жанна...

— Пустяки, пара сотен долларов.

— Ой!... Кутька, и за что только тебе такой подарок достался?

— За красоту! — сказала Жанна. — А вот видишь, на ошейнике буквы К и К. Это значит «Кирин Кутька». Это уже я сама вышила. Все пальцы исколола, между прочим.

— Ой, спасибо вам! — сказала Кира растроганно.

— Ну, присядь, поболтаем немного о реальной жизни, а то ведь с Юлианнами ни о чем серьезном и не поговоришь. Представляю, как тебе надоели их вечные фантазии о Боге да каких-то там Ангелах!

Кира послушно села, и они стали разговаривать о «реальной жизни»: то есть о платьях и туфельках, о макияже и визаже, о возможностях женской карьеры в наше сложное время и о прочих вещах, о которых с Юлианнами, Гулей, а тем более с Юриком разговаривать и вправду было невозможно. Впрочем, беседовали они и «о духовном» — как его понимала Жанна.

А сопровождавшая Киру бесиха Барби, похожая одновременно на красивую куколку и на жуткого зомби женского пола, тем временем вела беседы с бесом Жаном.

— Девицы из вашего дома дурно влияют на мою подопечную. Она раньше была гораздо эгоистичней и самоуверенней! - жаловалась Барби. — Почему вы за ними совсем не смотрите?

— Мы-то смотрим! Но нам здорово мешают их Ангелы Хранители.

— Да, понимаю. Мне хорошо, мне Ангелы не мешают. Вот только собачонка эта появилась некстати! Мелкая тварюшка, а сколько же от нее вреда! Кира моя к этой дворняжке просто отвратительно привязалась, можно сказать, прости меня Гад за плохое слово, ЛЮБИТ ее!

— Да, любовь — это в высшей степени пошло! - согласился с Барби Жан. - Вредно это для детей — любить животных. Учение Гада недаром утверждает, что любовь может погубить мир человеческий, а ненависть его спасет.

— Для нас, — уточнила Барби и облизнулась.

Кира с хозяйкой беседовали до тех пор, пока Жанна, поглядев на часы, не сказала:

— Скоро Юлианны вернутся из храма. Иди-ка ты, Кира, встречать их на улицу: нехорошо, если они узнают, что мы с тобой тут беседуем, как две подружки. Еще ревновать начнут!

Кира удивилась и ужасно обрадовалась тому, что взрослая красавица Жанна считает ее своей подругой, и послушно отправилась с Кутькой на улицу.

Когда сестры вернулись из храма, Кира горделиво выгуливала Кутьку возле их дома.

— Ух ты, какая у Кутьки роскошная амуниция! — восхитилась Александра.

— Это нам Жанна подарила! — сияя, сказала Кира.

— А что это за буковки тут — К и К? — спросила Юлька. — Это знак фирмы, да?

— Нет! Это значит «Кирин Кутька»! Жанна сама их вышила.

— Красиво. Хотя буковки и кривоватые, — сказала Аннушка.

Когда они все вместе с Кутькой поднялись в комнату сестер, Аннушка продолжила разговор о Жанне.

— А чего это Жанна к тебе подлизывается, Кира? Ты смотри, будь с ней осторожна, она очень опасный человек!

— Вечно вы придираетесь к своей мачехе! — отмахнулась Кира. — А вот по-моему, она не только красавица, но и добрый человек. Она собак любит!

— Ты уверена? — прищурилась Юлька. — По-моему, она просто хочет влезть к тебе в доверие. Смотри, никогда ничего ей про наши дела не рассказывай, даже если она будет выспрашивать!

— Ну какие такие у вас дела, чтобы взрослая женщина ими интересовалась?

— Поня-ятно! — непонятно сказала Александра, внимательно поглядев на Киру.

— Ага, вот ты уже говоришь «ваши дела»! А я-то имела в виду наши общие с тобой дела — зайцев, часовню и все такое! — заметила Кире Юлька.

— Да ладно, очень нужны Жанне ваши дурацкие зайцы и какой-то старый сарай, из которого еще неизвестно что получится!

— А тебе, Кира, что, уже неинтересно стало спасать зайцев и строить часовню? — спросила Аннушка.

— Если честно, то никогда и не было особенно интересно. Просто я не люблю быть без вас, вы же мои друзья, — немного подумав, честно ответила Кира.

— И на том спасибо! — сказала Юлька. — Но Аннушка тебе правду сказала: с Жанной надо ухо востро держать.

— Вы к ней несправедливы! — стояла на своем Кира. — Жанна, если хотите знать, человек высокодуховный!

— Что-что? Жанна и духовность — это что-то новенькое! — засмеялась Юлька.

— Да, представьте себе! Я вам сейчас докажу. — Кира подошла к столу, нашла чистый листок бумаги и нарисовала на нем фломастером круг, в нем две жирные запятые, разделила его извилистой линией пополам и одну половину заштриховала. — Вот кто из вас знает, что это такое?

— Это два головастика-близнеца в одной икринке, мальчик и девочка, — сказала Аннушка.

— А вот и нет! Это даосский символ единства добра и зла! А кто из вас может устроить хлопок одной ладонью?

— Да кто угодно! — сказала Юлька и хлопнула ладонью по столу. — Пожалуйста!

— Да ну вас с вашими шуточками! — обиделась Кира.

— Да ну ее, твою Жанну, с ее штучками! — возразила Юлька.

Александра, конечно, понимала, что это крайне непедагогично — слушать, как дети осуждают взрослую даму, и не вмешиваться. Но уж очень не по душе ей было заступаться за Жанну из педагогических соображений, и она промолчала, только постаралась сменить тему.

— Растет твой Кутька! — сказала она Кире.

— Не по дням, а по часам! — подтвердила Кира и расцвела.

Жанна с нетерпением ждала, когда же сработает подложенная ею бомба — страшный талисман, который должен был посеять между сестрами зависть и ненависть.

А бесы зависти, запертые в зловредном орехе, делали свое черное дело. Бесы никогда не спят, даже самые мелкие, и бесенята трудились все ночи напролет, внушая сестрам завистливые мысли. И вот как-то утром ореховая бомба замедленного действия сработала.

Юлька проснулась в очень странном настроении.

— Ты не спишь, Ань?

— Нет, я уже проснулась...

— Знаешь, сестрица, а ведь я тебе ужасно, просто ужасно завидую! — сказала Юлька, садясь на постели и прижимая к себе подушку.

— Это чему же ты завидуешь? — удивилась Аннушка. — Разве у нас с тобой не все одинаковое?

— Нет, не все, сестрица! Я завидую тому, что ты у нас вся такая умненькая-благоразумненькая! Я вот никогда не успеваю свою мысль до конца продумать — сразу выпаливаю! Бух! — И Юлька швырнула свою подушку прямо в Аннушку.

Но Аннушка ловко перехватила подушку прямо в воздухе.

— Нет, Юль! Это я тебе ужасно завидую, ведь тебе часто приходят в голову такие потрясающие, ну просто удивительные мысли! — И она швырнула подушку обратно.

— Угу, очень удивительные и очень потрясающие! Недаром нашего папу от них трясет. Потому-то тебе и приходится мои мысли потом додумывать и передумывать, чтобы беды не вышло. Смотрю я на тебя и удивляюсь, какая же ты хорошая! Почему я не такая? — И подушка опять полетела в Аннушку.

— Ты в сто раз лучше. Это я должна тебе завидовать, Юленька! Ты ловкая, ты отважная, ты всегда смело говоришь любую правду... А я трусливая, как...

— Ты хотела сказать «как заяц»? Скажи лучше «как кролик», ведь мы теперь знаем, какими храбрыми бывают зайцы. Но ты только с виду похожа на кролика, а когда приходит беда — ты отважна, как настоящий крестовский заяц! — Подушка полетела в Аннушку.

— Нет, ты лучше меня, Юленька! Ты всегда смелая. Как я тебе завидую — просто жуть! — Подушка отправилась к Юльке.

— И я тебя ужасно люблю, Анька!

— А я тебя в сто раз сильнее, Юленька! Так они и перебрасывались заколдованной подушкой, обмениваясь признаниями «в зависти», пока вдруг подушка не плюхнулась на пол и из нее не выкатился зловредный орех.

— Смотри, Юль, орех какой-то!

— С елки наверное остался и под кровать закатился... Давай расколем и съедим напополам!

— Давай...

— Девочки, не вздумайте его есть! — закри чал Ангел Юлиус.

— Да вы посмотрите, какой он дрянной, -сказал Ангел Иоанн, - это ж гниль одна! Тьфу на него!

— Смотри, Ань, он весь черный какой-то! Нет, не станем мы его есть, ну его! — Юлька подбежала к окну и отворила его — они всегда так делали по утрам. Она размахнулась и закинула орех далеко-далеко в снег.

— Девочки! Скоренько поднимайтесь, пора в лицей! Павел Иванович уже наверняка ждет вас в машине! — позвала их Александра, и сестры, взявшись за руки, побежали в ванную комнату.

Михрютка, сидевший по заданию Жанны на заснеженном подоконнике снаружи и наблюдавший за сестрами, сразу же, как только черный орех был вышвырнут за окно, кувырком слетел с подоконника головой в сугроб. Он порылся в снегу и извлек из него треснувший «орех зависти». Повертел его в когтистых лапах, послушал, понюхал, потряс и пожал костлявыми плечами.

— Паралич у них, что ли? Бедные ребятки-бесенятки, — скорбно запричитал он, качая кошачьей головой, — как бесславно и бесполезно погибли вы на боевом посту... Ну и фиг с вами! Отнесу Жанне обратно ее не сработавшую бомбочку, пускай она побесится!

Жанна и Жан, приняв от Михрютки орех с неподвижными бесенятами, страшно разозлились на сестер, а заодно и на Михрютку — за компанию. Михрютка был Жанной обруган, а Жаном подхвачен за мохнатую лапу и вышвырнут опять за окно, на мороз, вместе с треснувшим орехом и парализованными бесенятами. Домовому вечно от Жанны с Жаном доставалось, вот только жалеть его мы с вами не станем! Как и находящихся в глубоком шоке паршивых бесенят матушки Ахинеи.

Итак, талисманная атака на сестер провалилась с треском, о чем Жанна поспешила в тот же день доложить матушке Ахинее.

— Да ладно тебе расстраиваться, у меня этих «талисманов зависти» в месяц по дюжине уходит! — утешила ее мать Ахинея. Жанна быстренько прикинула, сколько же зарабатывает в месяц на талисманах мать Ахинеюшка? Подсчитала и решила, что после того, как она получит деньги Мишина и откроет первый в России лицей для будущих ведьм, она непременно изучит искусство изготовления зловредных талисманов и станет немножко ими подрабатывать.

— А я тебе помогу! — одобрил ее мысленное решение Жан. Одобрил тоже мысленно, чтобы мать Ахинея не услышала: такая вот у Жанны с Жаном была духовная связь. - И первым мы в такой орешек для пробы засунем Михрютку!

— А почему не сработал талисман? — спросила Жанна уже не столько с огорчением, сколько с профессиональным интересом.

— Да потому, что в сердцах твоих девчонок слишком много благодати. Чтобы искушения из-под подушки проникли в их сердце и как следует там зацепились, сердце должно быть по возможности чистым.

— Как это понять — чистым? — удивилась Жанна. — Зачем для колдовства чистое сердце?

— Очень просто. Сердце должно быть очищенным от любви, добра и главное — этой их Божьей благодати*! Фу, не люблю я такие слова произносить, от них у меня в горле мельтусит и в печенках тенькает.

— Чего-чего?

— Причащаются твои девчонки чересчур часто и молятся слишком много, вот чего! Но мы с этим справимся. Для этого надо их изнутри отравить! Ты говорила, у девчонок есть святая вода?

— Есть. Весь дом ею протравили!

— Вот ты мне ее выкради и принеси. А я им вместо святой воды отраву телесную и духовную приготовлю, ее им и подсунем. В какой бутылке-то они святую воду держат?

— Они в Лавре какую-то специальную бутылку под святую воду купили, фарфоровую, с надписью и картинкой.

— Ага, этот их бренд мне ведом! Такую бутылку подменить ничего не стоит, мы их бренд** на свой фейк*** подменим. Принеси-ка мне эту бутылку, милочка.

— Простите, матушка Ахинея, но этого я никак сделать не смогу: мне не по силам и в руки-то взять бутылку со святой водой. Мне, знаете, недавно пришлось мимо нее по их комнате пройтись, так я потом три дня животом маялась.

— Да нет, мне нужна пустая бутылка, конечно! Святая вода мне, знаешь ли, тоже ни к чему. Я только взглянуть хочу на бутылку, чтобы сделать хорошенький дубликат. Да не забудь ее как следует отмыть от святой воды перед тем, как ко мне тащить!

— Понятно. Ладно, раздобуду я вам бутылку! — пообещала Жанна.

— Вот тут-то нам и пригодится Кира! — сказала Жанна другу Жану, усаживаясь в машину. — Вот мы ее и используем!

— Ясен перец, используем! - сказал Жан, прыгая на заднее сиденье. — А иначе зачем было и дружбу заводить?